Мне еще учиться и учиться!
30.10.2013 в 23:41
Пишет Doctor_Mur:Предыстория Сергея
"Не зарекайся".
Эту древнюю истину знают, кажется, абсолютно все, и, тем не менее, Сергей порой умудрялся наступать на одни и те же грабли. Второй сын, поздний ребенок, в котором души не чаяли родители, парень обладал изрядной долей самоуверенности. И когда он слишком сильно начинал задирать нос - жизнь не уставала его по этому носу щёлкать. Правда, щелчки далеко не всегда были неприятными.
длинный текст без картинок^^"
БратБыло Сереже 12 лет, было очередное лето в крымской деревеньке на морском берегу, степное и жаркое. И взрослый старший брат должен был приехать в гости вместе с женой. Николай был на 19 лет старше, уже давно работал на далёком-далёком Севере, ремонтировал военные корабли и подводные лодки, рассказывал невероятные истории про тамошние места и смеялся, слушая по телефону фанатичные Серёжкины расспросы про белых медведей и просьбы привезти живого пингвина. Когда брат заговорщицки подмигнул и предложил познакомить Сергея кое с кем, тот просто обомлел. Неужели правда?..
Но пингвина Николай, конечно, не привёз. Зато привёз кучерявого карапуза, которого называл своим сыном. Родные были ошарашены. Да и Серый был достаточно уже начитан и наслышан, чтобы знать - трёхлетними дети на свет не появляются. Зачем же брату понадобился чужой ребёнок?.. Уже потом, из подслушанных "взрослых" разговоров, мальчик узнал, что у Николая что-то со здоровьем из-за работы на атомных подводных лодках, но всё равно так ничего и не понял. А ребенка изучал точно так же как пресловутого пингвина - с почти научным интересом, свято уверенный, что приёмыш с глупым девчачьим именем "Валя" никогда не станет ему другом, не говоря уже о родстве.
Это было его первое в жизни заблуждение.
Маленький ясноглазый Валька прилип к Серому как банный лист, не надоедая ни плачем, ни своим ещё малопонятным лепетом, он просто ходил за мальчишкой как привязанный и горящими от восторга глазами, мог часами наблюдать, как тот мастерит что-нибудь в сарае, рисует, или лепит из пластилина. В деревне не было мальчишек Сережкиного возраста, он привык занимать себя сам, тем более что под рукой и дедушкина библиотека, и сарай с инструментом, и сад, и развалины на берегу - всё, чего бы ни пожелал. А потом, постепенно и совершенно незаметно Валька стал неизменным участником Серёгиных тихих игр, да и сами игры быстро переставали быть тихими, а превращались в восторженный визг и беготню по саду, а потом и за его пределами. Чего стоили одни только их вечерние вылазки на развалины древних городищ, доводившие родителей до седин и приёма валерьянки. Поначалу Сережа завел дружбу с маленьким Валькой просто от нечего делать. Но малыш всё принимал за чистую монету, смотрел на "братика" с таким восхищением и обожанием, что тот, как говорится, "поплыл". В 12 лет и вдруг стать для кого-то абсолютным, непререкаемым авторитетом, почище взрослых - да кто же устоит? Но просто повсюду таскать за собой быстро устававшего мелкого вскоре надоело, да и жалко становилось карапуза, который уже спотыкался и громко сопел от усталости, но упрямо продолжал идти за Сергеем по пятам, не жалуясь и не возражая. И прогулки становились короче и ближе, Серёжа захватывал книжку с покрывалом, они устраивались где-нибудь на берегу или в саду под невысокими деревьями, и счастливый Валька слушал про Волшебника Изумрудного города или муми-троллей. А непроглядно-темными вечерами у трескучего костра Сергей рассказывал совершенно другие истории, про ведьм и упырей, стращая малыша, который сверкал из темноты перепуганными глазищами, но неизменно умолял рассказать ему ещё страшилку, а потом ещё и ещё... Лестное положение "большого и смелого" старшего брата с течением времени превращалось в неподдельную заботу, забота с возрастом становилась осознанной ответственностью и искренней любовью. Лето стало самым долгожданным временем года, маленький Валька смотрел старшему "блатику" (он немножко картавил поначалу) в рот, подражая абсолютно во всем, да и сам Серый сидел над ним как орлица над орленком, напрочь позабыв о том, что мальчик когда-то появился на свет от чужих людей. Даже когда они оба выросли, когда настала пора Сергею, а потом и самому Вальке поступать в ВУЗ, когда Валины родители решились на ЭКО, и на свет появились неугомонные двойняшки - Серый продолжал так же горячо любить своего маленького братишку, готовый свернуть шею любому, кто косо посмотрит в сторону Валентина.
ОзарениеВторое откровение настигло Сергея уже на втором курсе меда * (медицинского института. Изначально я собиралась отправить Сергея в Военно-Медицинскую академию, но потом решила не мудрствовать лукаво и оставить простой гражданский мед).
Само по себе поступление было чем-то сродни чуду - Питер, да ещё и бюджетное место! Хотя, вполне возможно, что отец-офицер как-то умудрился посодействовать младшему сыну - Серый так и не узнал. Родители для себя почему-то решили, что парень непременно пойдёт по следам Николая, отправится учиться в корабелку * (кораблестроительный институт), ну или курсантом в военное училище. Ничего подобного. И студенческая жизнь закрутилась и закипела вокруг Сергея, поначалу чуть-чуть пугая непривычной обстановкой и отсутствием родительской поддержки; а потом опьяняя вкусом собственных маленьких побед в учебе или быту, закаляя и пропитывая священным медицинским цинизмом. Когда парень освоился с объёмом учебного материала, прижился и осмелел - начались кутежи. Сергей был обаятельным и острым на язык, да ещё неплохо пел и играл на гитаре - компании в их комнате были самыми весёлыми и шумными, девчонки не просто стреляли, они расстреливали его глазами, без оглядки соглашаясь зайти куда дальше поцелуев, так что и до постельных побед у Крапивина дошло очень быстро. Хотя, их не было совсем уж много, всё-таки строгое воспитание Сергея не позволяло ему обращаться с девушками совсем уж... потребительски. Как и хвастаться своими подвигами по углам. Правда, студенческие сплетни сделали своё дело, и к концу очередного семестра парень оброс таким количеством мифических любовниц, что сам обалдевал, слушая очередную байку со своим участием. Посмеивался, конечно, немного купался в лучах собственной славы, но в принципе не собирался изменять простой человеческой схеме - однажды он найдёт свою единственную, а там - любовь, семья и так далее. Всё как у всех.
А откровение началось с очередной пьяной вечеринки с игрой в "бутылочку". Всего лишь выпало поцеловать другого парня. И подогретый алкоголем Сергей решил похулиганить - не просто чмокнуть однокурсника в губы, а одарить таким сногсшибательным засосом, чтобы тот потерял дар речи. И одарил. Девчонки верещали от восторга, парни - от показательного отвращения, а сам он вместо удара кулаком в лицо неожиданно получил ответ и почувствовал, как чужой горячий язык касается его собственного...
Наутро Сергей даже не смог вспомнить, как они добрались до соседней комнаты и как умудрились запереть дверь. Зато он прекрасно помнил, с каким пылом они целовались, кусая друг другу губы и шеи, царапаясь и оставляя засосы, торопясь влезть друг к другу в штаны и коснуться, и скорее сотворить что-то ужасно запретное, но такое желанное!.. Конечно, ничего серьёзного не произошло, не могли вот так внезапно взять и переспать два юных бестолковых натурала. Но и одних только рук с лихвой хватило им обоим, чтобы задыхаться от удовольствия, бесстыдно тереться друг о друга и болезненно-сладко кончить, крича от удовольствия и острой новизны ощущений.
Однокурсник с того вечера начал откровенно сторониться Сергея, а парень, напротив, только вошёл во вкус. Нет, он по-прежнему уважал девушек, он по-прежнему был неравнодушен к женской красоте, но чёрт!.. Это было совершенно другое; как наркотик, как чистый адреналин. И то ли с тех пор Серый стал смотреть на окружающих иначе, то ли у него выработалось какое-то чутьё - он стал замечать "таких" ребят среди однокурсников и прочих студентов. Вместо того чтобы кутить в привычной компании соседей и соседок по общаге, всё чаще Серый, на ночь глядя, убегал куда-нибудь на сходки "темы". Там он тоже кутил, собственно. Так же пили, так же играли на гитаре, точно так же шутили и смеялись. Только сердце колотилось быстрее и громче, когда к боку прижимался какой-нибудь мальчишка. Только удовольствие хлестало по нервам сильней, когда целовал губы, такие же жёсткие и неуступчивые, как свои... И привитые строгим воспитанием мечты о жене и детях стали смазываться и теряться на фоне пухлых губ и вихляющей походки какого-нибудь старшекурсника с филфака. Или хриплого голоса и многообещающего наглого взгляда однокурсника-фармацевта. Пронесся ещё семестр и летом, на практике, Сергей познакомился со своим первым мужчиной. Андрей был молоденьким хирургом, сам только-только после интернатуры, светловолосый и тонкокостный с удивительно темными для блондина глазами, нахальными, живыми и смешливыми. И видел ими Серого насквозь, как тому казалось. Да и сложно было не видеть, наверное, Андрея назначили его куратором, Сергей ходил за ним след-в-след и только что слюной не капал. И терпел ровно три дня - до первого ночного дежурства. С годами многие детали смазались в памяти, но до сих пор почему-то Крапивин помнил, как щёлкнул замок в двери ординаторской, помнил так ясно и чётко, как будто всё ещё поворачивал пластиковую ручку, запираясь вместе с Андреем на всю ночь. Ох, чего они только не успели натворить за тот месяц. Душ для персонала, лежанка в перевязочной, кушетка в процедурной... Не упоминая обязательного дивана в ординаторской, конечно. К окончанию практики они расшатали его так, что заведующий озадаченно сетовал, мол, мебель нынче делают не чета прежней, в начале лета купили диван, а уже так скрипит. Сергей с Андреем обменивались понимающими улыбками и молчали. Молодой хирург научил Сергея очень многому. И по специальности, кстати тоже. Оказывается, если сдавать зачет на раздевание - это невероятно стимулирует учебный процесс... Андрей стал его первым во всех смыслах слова, в принимающей роли был свой откровенный кайф, хотя снизу Сергей оказывался нечасто. Андрею больше нравилось чувствовать себя в чужой власти и под чужим контролем, а Сергею нравилось этот контроль ощущать. Это был головокружительный, сумасшедший роман, и позже Серый часто думал, а могло ли у них получиться всерьёз? Когда закончилась летняя практика, они легко попрощались, и в ответ на неловкие попытки намекнуть на продолжение, Андрей лишь беззаботно улыбнулся и сказал "Пусть всё остаётся, как есть". Пусть останется чудесное воспоминание. И не больше. Но вряд ли он на самом деле был таким легкомысленным, каким хотел показаться. Скорее, Андрей был мудрым. Опыт следующих лет показал натуру Сергея, ненасытную и шальную. И не слишком ответственную. Так что, в самом деле, намного лучше было остаться чудесным воспоминанием друг для друга, чем разбить Андрею сердце и разойтись врагами.
Правда, уезжая к родителям в Крым, Серый этого всего ещё не знал. Он смотрел, как пролетает за окном огромная страна, и думал о том, что пристойная среднестатистическая семья с милой женой и детьми ему теперь точно не светит. И улыбался.
ЯнкаОстальные «просветления» Сергея были уже не совсем такими радужными. Видимо, его жизнь вспомнила, что кроме пряника есть ещё и кнут. Который порой намного полезнее.
Следующие два года Сергей откровенно наслаждался бурной личной жизнью. Он легко сходился с людьми, легко влюблялся и влюблял в себя в других, расставаясь без каких-либо сожалений. Зачем? Ведь у него остаются чудесные воспоминания! Слова Андрея сыграли злую шутку. И были ли воспоминания такими же светлыми и сладкими у тех, кого Сергей бросал, парень как-то не задумывался. Он молод, мир прекрасен, и впереди лучезарное будущее.
История началась с Женьки. Этот парень был «солнцем» их тематической компании - золотым, ярким и эгоистичным. Красавчик с факультета журналистики, элита местного разлива, гвоздь любого вчера и душа любой компании, любимец, как юных мальчиков, так и вполне себе зрелых мужиков, которые одинаково млели перед ним, готовые ползать у длинных ног за один поцелуй. Они с Сергеем то и дело сталкивались на вечеринках, проводя весь вечер в перепалках, за которыми, затаив дыхании, следили все остальные; а ночи – в чьей-нибудь кровати, занимаясь бешеным, одуряющим сексом, больше похожим на драку. Серого до зубовного скрежета раздражал самовлюблённый мажор, Женьку – наглый нищий медик, их стычки уже превращались в традицию; а сами парни - в эдаких заклятых друзей. Вместе тошно, порознь – скучно, перефразируя пословицу. И очередная их эпохальная встреча к несчастью, состоялась, когда на сходку темы пришёл Янка. По-настоящему, его, конечно же, звали Ян, он учился в том же институте, что и Сергей, только на втором курсе, и был до ужаса похож на маленькую печальную мышку. Патологически вежливый и ответственный, получивший за свой мягкий и покладистый характер кличку «Янка», он всё время стоял где-то в сторонке и в тени, уткнувшись то в книжку, то в тетрадку, и весь был какой-то блёклый, будто выцветший. Даже не из-за одежды, которая вечно висела мешком, несмотря на то, что была дорогой и подобранной со вкусом. А просто, сам по себе – из-за тонких светлых волос, стриженных настолько коротко, что сквозь них, казалось, просвечивал аккуратный череп; из-за бледной кожи с нездоровым землистым оттенком и коричневых синяков под глазами как у какого-нибудь туберкулёзника; из-за болезненной худобы и тихого голоса, который никогда не повышал. Каким ветром это чудо занесло на вечеринку темы – так и осталось загадкой. Печальней было то, что Сергей, увидев в толпе знакомое лицо, залитое застенчивым румянцем, решил совершить очередное добро дело и потащил Яна в их компанию. А дальше всё было предсказуемо почти до боли. Ян увидел Женьку – и безнадёжно влюбился. Конечно, безответно. Конечно, он никому ничего не говорил, но в этом и не было нужды. Любовь была написана на болезненном Янкином лице аршинными буквами, восторженная и слепая, как собачья преданность. Окружающие реагировали по-разному. Кто поумнее – заранее жалели бедного мальчишку, кто не отличался умом или тактом – с жадностью ждали развития событий, самые отчаянные – пытались открыть Яну глаза и тут же становились его врагами. Сергей ничего не замечал, да он особо и не старался присмотреться, если честно. Женька же воспринял обожание Яна на удивление благосклонно. Ещё бы. Он просто и неприкрыто игрался, то отпихивал парня от себя, вытирая ноги об его гордость, то снисходительно бросал доброе слово, ласковый взгляд – и наслаждался тем, как сразу начинал сиять влюбленный по уши пацаненок, мгновенно прощая все унижения. Янка, оказывается, очень хорошо рисовал, и вскоре студенческие художественные выставки стали украшать портреты Евгения – прекрасные, светлые и воздушные. Ян безо всяких оговорок боготворил человека, которого полюбил. Серый предпочитал не интересоваться тем, как далеко зашли отношения этих двоих. Зная Женьку как облупленного, он уже чувствовал вину за отданного на растерзание Янку, не могла эта история закончиться хорошо, дурное предчувствие крепло с каждым днём, с каждым взглядом на странную парочку. И не обмануло.
Женька наткнулся на него глубокой ночью, когда голова уже немного кружилась от выпитого, а внутри уже всё ныло от желания зажать кого-нибудь в углу и целовать до одури, а потом и …
«Тебя-то я и искал!» - жарко и сладко шептал Евгений, кусая губы Сергея – «Пошли скорей!»
Они ввалились в комнату Женьки уже раздетые наполовину, Серый жадно и бесстыдно целовал запрокинутое лицо, открытую шею, мял руками шикарную задницу. А потом увидел Янку.
Бедный пацан бог знает сколько просидел в темной комнате на кровати, дожидаясь своего кумира, и теперь смотрел на них больными глазами, перепуганными и неверящими. Сергей мгновенно протрезвел, ему было так стыдно, как не было в жизни, наверное, никогда, даже страшно стало, как будто он сделал что-то очень, очень плохое. А Женька сопротивлялся, продолжал обвивать руками его шею, продолжал липнуть и целовать, жарко шепча, что он давно хотел попробовать втроём, но никто не соглашался, а вот Янка будет не против, правда, малыш, ну рад и меня?.. Сергей заткнул парня, не успев дослушать, кулак словно сам выстрели л в смазливое лицо, которое в ту секунду показалось просто отвратительным. Евгений вскрикнул от боли и отшатнулся, от его ласки не осталось и следа, из прекрасного, чувственного рта понеслась такая ругань, что впору было затыкать уши. И про Сергея, и особенно зло, особенно мерзко почему-то про ни в чем неповинного Янку. Серый только покачал головой и потянул пацана прочь, а тот шёл как кукла, куда поведут. Смотрел перед собой широко распахнутыми глазами, не плакал, не дышал тяжело, просто смотрел и делал, что ему говорили. Как живой мертвец. Было жутко.
День за днём, а историю эту всё никак не удавалось выкинуть из головы. С Женей Сергей оборвал все контакты, а если встречал случайно в компании – тут же уходил с вечеринки. И не потому что был таким чистоплюем. Нет, не был. Но при виде этого «любимца» публики парень тут же вспоминал несчастное побелевшее Янкино лицо, и опять становилось так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю и не появляться на свет больше никогда. Не придумав ничего лучше, Серый с головой зарылся в учёбу, он пытался найти в институте Яна, но тот куда-то запропал, говорили, что вроде как ушёл в академку * академический отпуск. Только каникулы и Валька с двойняшками заставили его отвлечься, и показалось, что всё непременно будет хорошо, что Янка их простит, и этот гадкий случай просто забудется. Но когда Сергей вернулся осенью в Питер, то понял, что забыть не получится. До конца своих дней. Янка умер.
Всё это время, оказывается, он был смертельно болен. Вечный его болезненный вид, его худоба и тихий голос – это вовсе не были «знаки отличия», которыми блистал каждый третий студент-медик. Это были симптомы рака. Вопиюще редкой опухоли с заумным названием, которая не поддавалась известному и доступному в России лечению, а на терапию заграницей родители Яна, как ни метались, денег собрать попросту не успели. Все студенты-медики ходили как оглушённые и только обсуждали шёпотом эту новость по закоулкам. Кто-то из самых близких одногруппников даже на похороны ходил. Сергей не пошёл. Он метался из угла в угол и никак не мог прекратить думать о том, что это они виноваты. Последним, что Янка помнил, когда ему стало хуже, когда он медленно умирал, была та мерзкая история с Женькой. И с ним, с Сергеем. Это он был виноват. Это он познакомил Яна с Евгением… Это он виноват… Серый медленно сходил с ума, одногруппники его не узнавали, совесть не давала покоя, он не спал, толком не ел, не мог сосредоточиться на учёбе. Даже хотел найти Женьку, и вот только тогда узнал, как обухом по голове получил – Женька повесился. Красавчик-журналист, богатенький мажор, не знавший ни в чем отказа, не ведавший угрызений совести, надел себе на шею петлю и повесился на оконном карнизе, пока родители были на курорте. Был ли Женька пьян или под наркотой – так никто и не узнал. Родители вернулись только через две недели, и то, что осталось от их сына пришлось хоронить в намертво заколоченном гробу. Зато записка осталась: «Я пойду просить прощения». Милиция и родственники путались в догадках, злые языки говорили, что Женьку спьяну повело на слезливые воспоминания, вот он и вздёрнулся. А маленькая компания «темных» ребят верила, что знала, из-за чего и к кому Евгений ушёл.
Когда Сергей узнал, то решил было, что совсем поедет с катушек и последует за Евгением. Но неожиданно вышло наоборот. Он поклялся себе, что ТАКОЙ урок будет единственным в его жизни. Что он никогда не будет играть с чужой любовью. Что он сделает что-нибудь, хоть что-нибудь, чтобы не прожигать свою жизнь зря. С тех пор Серый прекратил кружить головы молоденьким мальчишкам. Он стал как-то болезненно-трепетно относиться к влюблённым подросткам. Он спал со сверстниками и взрослыми мужчинами, с теми, кому тоже нужен был разовый перепих, просто удовольствие для тела, не затрагивающее душу. А после получения диплома и выпускного вечера, Сергей отправился в военкомат и записался служить по контракту на Кавказ. Он решил, что это будет достойный поступок.
КавказНе так уж и долго Сергей успел прослужить, кстати. Вернее, он и не служил толком. Врач всё-таки. Он не маршировал по плацу, не стоял на посту – приехал в часть и приступил непосредственно к своим врачебным обязанностям. А их навалилось много и сразу, своеобразный лазарет военных был чуть ли не единственным лечебным учреждением на несколько затерянных в горах аулов, и певать людям было, что у Серого в дипломе написано «хирург». Беременные, старики, дети – все шли. Не забываем и про солдат с офицерами само собой. Спасибо хоть, животных не тащили. И спасибо, что рядом оказался наставник – опытный офицер медицинской службы, врач с многолетним стажем и просто хороший мужик, который не напрягал «интерна» сверх меры, но и расслабляться слишком не давал. Сергей не успел опомниться, как прошёл год. Закончился контракт, он съездил домой, повидал отца с матерью, побесился с любимыми мелкими как в детстве. А потом вернулся на границу. Оказалось, он приноровился к тамошнему укладу, начал привыкать к жизни, которую они вели в своём крохотном военном мирке. Странной жизни, надо сказать. Вроде бы всё было потрясающе – солнце, горы, воздух – и напоенные этим солнцем фрукты, которые только что не валялись под ногами, просто райский уголок. Если не вспоминать, что под ними – пороховая бочка с тлеющим фитилём. Все, и солдаты, и деревенские жили ожиданием опасности. Ждали, что в любой момент что-то может произойти. Облава в горах, теракт на заставе, отряд боевиков где-нибудь в лесу… Это звенящее напряжение пропитывало воздух и медленно сводило с ума, как наркотик. Просыпаешься каждый день и думаешь «До завтра можно и не дожить.» - и моральные рамки начинают постепенно стираться. Что страшного в том, чтобы украсть арбуз с бахчи, если завтра этой бахчи может уже не остаться? Что страшного в том, чтобы гашиша у местных раздобыть, если завтра в лесу можно напороться на старую растяжку? Что плохого в том, чтобы потискать чью-нибудь черноглазую девчонку, если завтра можешь поймать снайперскую пулю промеж глаз? И Сергей жил среди этого пира во время чумы, жил и старался оставаться прежним собой, к счастью хватило ума не опуститься ни до наркоты, ни, тем более, до приставаний к «дочерям гор». Угораздило однажды даже отбить какую-то деваху у подвыпивших молодых офицериков. В итоге его чуть не женили на ней. До сих пор не отошедший от истории с Яном, Сергей долго пытался ласково и по-хорошему отвадить девчонку, которая превратилась в его тень. Не признаваться же было посреди Кавказа в собственной ориентации!.. Кое-как отбился, вытерпел и слёзы, и разговоры с роднёй, а после и с начальством. Зато потом, когда увидел ту самую девчонку, как ни в чем не бывало хохочущей среди стайки подружек, как будто отлегло от сердца. Не все отказы должны заканчиваться смертями. Не всегда и не у всех всё будет так грустно и страшно, как у Яна. Сергей повеселел, он стал почти таким как раньше, весёлым и бесшабашным, но именно почти. Про Янку с Женей он и не думал забывать. Подписался на очередной, третий год службы по контракту.
И в августе 2008 года оказался в мясорубке под названием Цхинвал. *
В августе 2008 года город стал местом военных действий между грузинской и южноосетинской сторонами, и был практически разрушен.
Их часть разметало в первые же часы, кого успели – эвакуировали в город, а уж там стало просто ни до чего. Врачу не надо лезть под пули и БТРы, врач вытаскивает из-под них других и по уши в грязи, матерясь и не слыша себя самого из-за грохота снарядов, пытается сделать так, чтобы вытащенный выжил. Сергей смутно помнил те страшные часы. Он не спал, он слушал дыхание и стоны своих раненых, и судорожно думал только об одном – где он может достать хотя бы воды, если о лекарствах не приходится даже мечтать?.. А потом всё как-то неожиданно кончилось. Стихли взрывы, пришло подкрепление, появились и лекарства, и перевязочный материал, и даже вертолеты, которые транспортировали раненых и беженцев туда, где спокойно, туда где их спасут… Серому всё казалось, что он сделал недостаточно, что это какая-то ненастоящая война, и что он мог бы сделать больше. Парень остался в Цхинвале с отрядами МЧС, разбирать завалы и отыскивать пропавших. И отыскивал… К сожалению, мертвых – намного чаще, чем живых. Наверное, это и было самым тяжёлым, самым страшным. Смотреть на развороченные улицы, по которым ещё вчера гуляли молодые парни и девушки. Смотреть, как женщина бегает по развалинам и воет, жутко, как животное воет, потому что где-то под этими камнями лежит её ребёнок с проломленной головой… А ещё – смотреть на молодых парней, здоровых и сильных, но превратившихся в обрубки людей, из-за травм, из-за оторванных рук и ног или просто оттого, что они не смогут больше никогда спокойно спать, оттого что не осталось семьи или любимого человека. Меньше чем за два месяца после Цхинвала пятеро таких покончили с собой. Пятеро пацанов, каждый из которых был младше Серого минимум года на три. Уже тогда парень решил, что не хочет и не будет на это смотреть. Уже тогда он решил, что вернётся и пойдёт учиться опять, на этот раз в психиатрию, чтобы вытягивать таких вот солдатиков, или простых гражданских людей, неважно кого, но он научится!.. И всё же, несмотря на решительный настрой, Сергей ещё нескоро вернулся бы домой, наверное, если бы ему не позвонил Николай и не сказал, что родители умерли.
Нет, не было никакой криминальной трагедии. Отец с матерью были уже пожилыми людьми, а тут ещё такие «новости». Отца разбил инсульт. Скорая привезла его в больницу, чтобы врачи только и успели, что констатировать смерть. А мать ушла на 9 дней, осела прямо за накрытым столом на руки соседок. И никого из сыновей не было рядом – мать никому не звонила, не хотела волновать. Вот и встретился Сергей с братом уже на родительской могиле. Он не мог не заметить этой горькой иронии. Строить грандиозные планы по спасению человечества – и не уберечь двух самых родных людей…
Николай переписал на брата родительский дом, они оба не собирались со скандалами делить наследство, как это бывает зачастую. Главное, чтобы осталось их «родовое гнездо», их тихий дом, где так любили отдыхать летом Крапивины. Он и остался. Правда, теперь – непривычно пустым.
Новая жизньОсенью Сергей, как и пообещал себе, уехал в Симферополь, проходить новую интернатуру – теперь уже по психиатрии. Он грыз учебники с фанатичным остервенением, врачи не могли нарадоваться на молодого специалиста, готового на работе дневать и ночевать, умевшего, к тому же и найти контакт с аутичным подростком, и помочь скрутить буйного шизофреника, про восторг молоденьких докториц и медсестричек даже упоминать не стоит. Молодой, красивый, фигуристый, да ещё из горячей точки!.. А то, что оставался он к женской красоте игриво-равнодушен, только распаляло девичье любопытство. Правда, Сергею в кои-то веки было не до личной жизни. Он начал работать, как только сдал экзамены и получил сертификат, сам от себя не ожидал, но наука его захватила, и, посмеиваясь в кулак, Серый даже засел за диссертацию на тему посттравматических расстройств. Вытянул его из пучин психиатрии лишь тот факт, что лето на носу, и было бы вообще-то хорошо принять своих любимых племянников в гости. Охнув и схватившись за голову, Сергей кинулся в деревню, приводить в порядок дом, простоявший без хозяев полгода. Встряхивая пыльные чехлы и прислушиваясь к поскрипыванию полов, он ходил по просторным комнатам, будто потускневшим за зиму, и с грустью вспоминал, какими солнечными и шумными они бывали летом…
А потом вдруг вспомнились слова отца. Он был веселым человеком, спокойным, невозмутимым и по-своему несгибаемым. И любил говорить, как у одного из древних племен было поверье – умершие по дороге в рай должны были нести ведра, наполненные слезами тех, кто по ним скорбит. И чтобы эти ведра не тянули вниз родных и близких, оставшиеся жить провожали своих родичей песнями и смехом * Поверье заимствовано из книг Марии Семёновой. Отцу бы точно не понравилось, что его сыновья мотают сопли на кулак. Жизнь продолжается. И родители должны видеть, что продолжается она у Сергея с Николаем более чем хорошо. Эти мысли как будто повернули в голове Серого какой-то выключатель, наружу хлынули идеи. Она авантюрнее и сумасброднее другой, как будто только и ждали удобного момента. Хитро улыбнувшись, молодой мужчина лишь потёр руки – его брата ждал большой сюрприз.
Николай с семьёй приехал – и не узнал дом. Сергей затеял ту ещё авантюру – он ремонтировал и достраивал родные стены, превращая их «гнездо» в уютный маленький пансионат, со всеми приятными современными излишествами типа телефонных линий и интернета. Правда, в принципе без телевидения, но это был уже личный маленький пунктик. Он не стал трогать сад, даже виноград умудрился аккуратно переплести на новую решётку. Теперь их двор превратился в подобие тенистой веранды, а сам дом выглядывало между невысоких персиковых и миндальных деревьев новенькими окнами и стенами из теплого солнечного песчаника. Соседи Крапивиных, почти все – пожилые люди старой закваски – только качали головами. Тарханкут * - не курортная зона, до моря – 2 километра, а тут ни хозяйства, ни огорода – деньги на ветер, да и только! И поначалу они были правы, к концу первого сезона пансионат себя даже не окупил, и зимой Серому пришлось как следует подтянуть пояс, чтобы и выплачивать кредит, и заканчивать ремонт в доме собственными силами. Но во время солнечных и теплых майских праздников Фортуна, видимо, решила повернуться к Серому лицом. То ли сарафанное радио сыграло роль, то ли приближающийся кризис обратил взоры населения из заграницы в родные края – но только к концу июня Сергей понял, что у него попросту не хватает ни комнат, ни сил. Пришлось в срочном порядке искать помощников и строить наполеоновские планы по расширению хозяйства на ближайшее будущее.
Но, что самое интересное, на пике лета у Сергея стихийно начался курортный роман с одним из постояльцев. Позже он со смехом вспоминал, как далеко не сразу сообразил, что с ним прозрачно заигрывают. Замотался с бытовыми хлопотами, отвык, да и не готов он был встретить «единомышленника» посреди крымской деревеньки. Но сюрприз был донельзя приятным, что и говорить. Тот студент-старшекурсник фактически переехал из номера к Серому, днём с азартом помогая по хозяйству, а ночью – превращая аккуратную скромную постель в гору сбитых, пропахших сексом простыней. Было даже немного жаль отпускать парня, когда его отпуск закончился, но печалиться недолго пришлось. И на этот раз уж точно сработала народная молва, без вариантов, потому что в конце августа к Сергею приехал приятель того самого студента, и очередная интрижка не заставила себя ждать. А потом ещё одна. А потом ещё, ещё и ещё… Сергею было бы смешно, если бы не было так приятно, за следующие пять лет у него было столько любовников, что он бы запутался в подсчетах, наверное, если бы взялся всех припоминать. Кого он только не встречал – и нахальных распутных мальчишек, едва доросших до 18 и готовых виснуть на шее день и ночь, причем с совершенно откровенными намерениями; и взрослых серьёзных мужчин, флирт с которыми балансировал на грани дружбы, невесомо плыл в воздухе и дразнил, как изысканный аромат. И наоборот, конечно, тоже бывало. Правда, Серый называл любовниками всех – и тех, кто приехал в поисках бурного постельного приключения, и тех, кого по вечерам водил на руины, рассказывая старинные легенды, и романтично целовал на морском берегу, не претендуя на большее. Единственное правило которому он не изменял – он старался расставаться на доброй ноте. Он не хотел никому зла и боли, ему вовсе не было сложно держаться на расстоянии от какого-нибудь мальчишки, если тот «грозил» влюбиться всерьёз. Хотя, иногда Сергей признавался самому себе, представить, что кто-то влюбится в тебя, трепетно и искренне, всем сердцем – это было приятно. Эта мысль стала чем-то вроде его мечты. Не сказать, чтобы он нетерпеливо и страстно этого хотел. Но иногда тянуло представить, как рядом с ним будет жить родной человек, жить и ни в чем не знать печали. Потому что Сергей уж точно не стал бы поступать с влюбленным сердцем так, как поступил когда-то Женька.
Впрочем, для таких серьёзных романтичных мыслей Сергей редко находил время. Летом почти все силы отнимал пансионат, осенью и зимой он отдыхал на работе, с восторгом понимая, что год от года растет количество пациентов, которым он смог помочь. В общем, жизнь удалась. Сергей встречал тридцатилетие, защитив диссертацию, блаженно жмурясь и уже мечтая, как встретит летом своих мелких и покажет им новый только-только отстроенный второй этаж и даже маленькую мансарду, о которой так мечтала Варвара. Что так теперь и будет протекать его жизнь.
Весьма опрометчиво мечтал, надо сказать.
Как снег на голову свалилась очередная новость - Николай ухитрился заболеть туберкулёзом в очередной своей долгосрочной командировке. Его отправляли лечиться куда-то на Юг, жена Маргарита, конечно, не собиралась его покидать, но загвоздка была в том, что их дети, Валька с двойняшками, оставались в Мурманске совсем одни на теперь уже неизвестный срок. Туберкуёз лечится не меньше года, и это ещё при хороших лекарствах и режиме… В ответ на такие известия «доктор Крапивин» лишь легко вздохнул и приказным тоном сказал старшему брату приезжать в Крым. Насовсем. Людям со слабыми легкими с непамятных времен рекомендовали морской воздух. Так что пусть Николай принимает на себя бразды управления пансионатом. А сам Сергей побросал в рюкзак документы, захватил куртку потеплей – и отправился в Мурманск.
URL записи"Не зарекайся".
Эту древнюю истину знают, кажется, абсолютно все, и, тем не менее, Сергей порой умудрялся наступать на одни и те же грабли. Второй сын, поздний ребенок, в котором души не чаяли родители, парень обладал изрядной долей самоуверенности. И когда он слишком сильно начинал задирать нос - жизнь не уставала его по этому носу щёлкать. Правда, щелчки далеко не всегда были неприятными.
длинный текст без картинок^^"
БратБыло Сереже 12 лет, было очередное лето в крымской деревеньке на морском берегу, степное и жаркое. И взрослый старший брат должен был приехать в гости вместе с женой. Николай был на 19 лет старше, уже давно работал на далёком-далёком Севере, ремонтировал военные корабли и подводные лодки, рассказывал невероятные истории про тамошние места и смеялся, слушая по телефону фанатичные Серёжкины расспросы про белых медведей и просьбы привезти живого пингвина. Когда брат заговорщицки подмигнул и предложил познакомить Сергея кое с кем, тот просто обомлел. Неужели правда?..
Но пингвина Николай, конечно, не привёз. Зато привёз кучерявого карапуза, которого называл своим сыном. Родные были ошарашены. Да и Серый был достаточно уже начитан и наслышан, чтобы знать - трёхлетними дети на свет не появляются. Зачем же брату понадобился чужой ребёнок?.. Уже потом, из подслушанных "взрослых" разговоров, мальчик узнал, что у Николая что-то со здоровьем из-за работы на атомных подводных лодках, но всё равно так ничего и не понял. А ребенка изучал точно так же как пресловутого пингвина - с почти научным интересом, свято уверенный, что приёмыш с глупым девчачьим именем "Валя" никогда не станет ему другом, не говоря уже о родстве.
Это было его первое в жизни заблуждение.
Маленький ясноглазый Валька прилип к Серому как банный лист, не надоедая ни плачем, ни своим ещё малопонятным лепетом, он просто ходил за мальчишкой как привязанный и горящими от восторга глазами, мог часами наблюдать, как тот мастерит что-нибудь в сарае, рисует, или лепит из пластилина. В деревне не было мальчишек Сережкиного возраста, он привык занимать себя сам, тем более что под рукой и дедушкина библиотека, и сарай с инструментом, и сад, и развалины на берегу - всё, чего бы ни пожелал. А потом, постепенно и совершенно незаметно Валька стал неизменным участником Серёгиных тихих игр, да и сами игры быстро переставали быть тихими, а превращались в восторженный визг и беготню по саду, а потом и за его пределами. Чего стоили одни только их вечерние вылазки на развалины древних городищ, доводившие родителей до седин и приёма валерьянки. Поначалу Сережа завел дружбу с маленьким Валькой просто от нечего делать. Но малыш всё принимал за чистую монету, смотрел на "братика" с таким восхищением и обожанием, что тот, как говорится, "поплыл". В 12 лет и вдруг стать для кого-то абсолютным, непререкаемым авторитетом, почище взрослых - да кто же устоит? Но просто повсюду таскать за собой быстро устававшего мелкого вскоре надоело, да и жалко становилось карапуза, который уже спотыкался и громко сопел от усталости, но упрямо продолжал идти за Сергеем по пятам, не жалуясь и не возражая. И прогулки становились короче и ближе, Серёжа захватывал книжку с покрывалом, они устраивались где-нибудь на берегу или в саду под невысокими деревьями, и счастливый Валька слушал про Волшебника Изумрудного города или муми-троллей. А непроглядно-темными вечерами у трескучего костра Сергей рассказывал совершенно другие истории, про ведьм и упырей, стращая малыша, который сверкал из темноты перепуганными глазищами, но неизменно умолял рассказать ему ещё страшилку, а потом ещё и ещё... Лестное положение "большого и смелого" старшего брата с течением времени превращалось в неподдельную заботу, забота с возрастом становилась осознанной ответственностью и искренней любовью. Лето стало самым долгожданным временем года, маленький Валька смотрел старшему "блатику" (он немножко картавил поначалу) в рот, подражая абсолютно во всем, да и сам Серый сидел над ним как орлица над орленком, напрочь позабыв о том, что мальчик когда-то появился на свет от чужих людей. Даже когда они оба выросли, когда настала пора Сергею, а потом и самому Вальке поступать в ВУЗ, когда Валины родители решились на ЭКО, и на свет появились неугомонные двойняшки - Серый продолжал так же горячо любить своего маленького братишку, готовый свернуть шею любому, кто косо посмотрит в сторону Валентина.
ОзарениеВторое откровение настигло Сергея уже на втором курсе меда * (медицинского института. Изначально я собиралась отправить Сергея в Военно-Медицинскую академию, но потом решила не мудрствовать лукаво и оставить простой гражданский мед).
Само по себе поступление было чем-то сродни чуду - Питер, да ещё и бюджетное место! Хотя, вполне возможно, что отец-офицер как-то умудрился посодействовать младшему сыну - Серый так и не узнал. Родители для себя почему-то решили, что парень непременно пойдёт по следам Николая, отправится учиться в корабелку * (кораблестроительный институт), ну или курсантом в военное училище. Ничего подобного. И студенческая жизнь закрутилась и закипела вокруг Сергея, поначалу чуть-чуть пугая непривычной обстановкой и отсутствием родительской поддержки; а потом опьяняя вкусом собственных маленьких побед в учебе или быту, закаляя и пропитывая священным медицинским цинизмом. Когда парень освоился с объёмом учебного материала, прижился и осмелел - начались кутежи. Сергей был обаятельным и острым на язык, да ещё неплохо пел и играл на гитаре - компании в их комнате были самыми весёлыми и шумными, девчонки не просто стреляли, они расстреливали его глазами, без оглядки соглашаясь зайти куда дальше поцелуев, так что и до постельных побед у Крапивина дошло очень быстро. Хотя, их не было совсем уж много, всё-таки строгое воспитание Сергея не позволяло ему обращаться с девушками совсем уж... потребительски. Как и хвастаться своими подвигами по углам. Правда, студенческие сплетни сделали своё дело, и к концу очередного семестра парень оброс таким количеством мифических любовниц, что сам обалдевал, слушая очередную байку со своим участием. Посмеивался, конечно, немного купался в лучах собственной славы, но в принципе не собирался изменять простой человеческой схеме - однажды он найдёт свою единственную, а там - любовь, семья и так далее. Всё как у всех.
А откровение началось с очередной пьяной вечеринки с игрой в "бутылочку". Всего лишь выпало поцеловать другого парня. И подогретый алкоголем Сергей решил похулиганить - не просто чмокнуть однокурсника в губы, а одарить таким сногсшибательным засосом, чтобы тот потерял дар речи. И одарил. Девчонки верещали от восторга, парни - от показательного отвращения, а сам он вместо удара кулаком в лицо неожиданно получил ответ и почувствовал, как чужой горячий язык касается его собственного...
Наутро Сергей даже не смог вспомнить, как они добрались до соседней комнаты и как умудрились запереть дверь. Зато он прекрасно помнил, с каким пылом они целовались, кусая друг другу губы и шеи, царапаясь и оставляя засосы, торопясь влезть друг к другу в штаны и коснуться, и скорее сотворить что-то ужасно запретное, но такое желанное!.. Конечно, ничего серьёзного не произошло, не могли вот так внезапно взять и переспать два юных бестолковых натурала. Но и одних только рук с лихвой хватило им обоим, чтобы задыхаться от удовольствия, бесстыдно тереться друг о друга и болезненно-сладко кончить, крича от удовольствия и острой новизны ощущений.
Однокурсник с того вечера начал откровенно сторониться Сергея, а парень, напротив, только вошёл во вкус. Нет, он по-прежнему уважал девушек, он по-прежнему был неравнодушен к женской красоте, но чёрт!.. Это было совершенно другое; как наркотик, как чистый адреналин. И то ли с тех пор Серый стал смотреть на окружающих иначе, то ли у него выработалось какое-то чутьё - он стал замечать "таких" ребят среди однокурсников и прочих студентов. Вместо того чтобы кутить в привычной компании соседей и соседок по общаге, всё чаще Серый, на ночь глядя, убегал куда-нибудь на сходки "темы". Там он тоже кутил, собственно. Так же пили, так же играли на гитаре, точно так же шутили и смеялись. Только сердце колотилось быстрее и громче, когда к боку прижимался какой-нибудь мальчишка. Только удовольствие хлестало по нервам сильней, когда целовал губы, такие же жёсткие и неуступчивые, как свои... И привитые строгим воспитанием мечты о жене и детях стали смазываться и теряться на фоне пухлых губ и вихляющей походки какого-нибудь старшекурсника с филфака. Или хриплого голоса и многообещающего наглого взгляда однокурсника-фармацевта. Пронесся ещё семестр и летом, на практике, Сергей познакомился со своим первым мужчиной. Андрей был молоденьким хирургом, сам только-только после интернатуры, светловолосый и тонкокостный с удивительно темными для блондина глазами, нахальными, живыми и смешливыми. И видел ими Серого насквозь, как тому казалось. Да и сложно было не видеть, наверное, Андрея назначили его куратором, Сергей ходил за ним след-в-след и только что слюной не капал. И терпел ровно три дня - до первого ночного дежурства. С годами многие детали смазались в памяти, но до сих пор почему-то Крапивин помнил, как щёлкнул замок в двери ординаторской, помнил так ясно и чётко, как будто всё ещё поворачивал пластиковую ручку, запираясь вместе с Андреем на всю ночь. Ох, чего они только не успели натворить за тот месяц. Душ для персонала, лежанка в перевязочной, кушетка в процедурной... Не упоминая обязательного дивана в ординаторской, конечно. К окончанию практики они расшатали его так, что заведующий озадаченно сетовал, мол, мебель нынче делают не чета прежней, в начале лета купили диван, а уже так скрипит. Сергей с Андреем обменивались понимающими улыбками и молчали. Молодой хирург научил Сергея очень многому. И по специальности, кстати тоже. Оказывается, если сдавать зачет на раздевание - это невероятно стимулирует учебный процесс... Андрей стал его первым во всех смыслах слова, в принимающей роли был свой откровенный кайф, хотя снизу Сергей оказывался нечасто. Андрею больше нравилось чувствовать себя в чужой власти и под чужим контролем, а Сергею нравилось этот контроль ощущать. Это был головокружительный, сумасшедший роман, и позже Серый часто думал, а могло ли у них получиться всерьёз? Когда закончилась летняя практика, они легко попрощались, и в ответ на неловкие попытки намекнуть на продолжение, Андрей лишь беззаботно улыбнулся и сказал "Пусть всё остаётся, как есть". Пусть останется чудесное воспоминание. И не больше. Но вряд ли он на самом деле был таким легкомысленным, каким хотел показаться. Скорее, Андрей был мудрым. Опыт следующих лет показал натуру Сергея, ненасытную и шальную. И не слишком ответственную. Так что, в самом деле, намного лучше было остаться чудесным воспоминанием друг для друга, чем разбить Андрею сердце и разойтись врагами.
Правда, уезжая к родителям в Крым, Серый этого всего ещё не знал. Он смотрел, как пролетает за окном огромная страна, и думал о том, что пристойная среднестатистическая семья с милой женой и детьми ему теперь точно не светит. И улыбался.
ЯнкаОстальные «просветления» Сергея были уже не совсем такими радужными. Видимо, его жизнь вспомнила, что кроме пряника есть ещё и кнут. Который порой намного полезнее.
Следующие два года Сергей откровенно наслаждался бурной личной жизнью. Он легко сходился с людьми, легко влюблялся и влюблял в себя в других, расставаясь без каких-либо сожалений. Зачем? Ведь у него остаются чудесные воспоминания! Слова Андрея сыграли злую шутку. И были ли воспоминания такими же светлыми и сладкими у тех, кого Сергей бросал, парень как-то не задумывался. Он молод, мир прекрасен, и впереди лучезарное будущее.
История началась с Женьки. Этот парень был «солнцем» их тематической компании - золотым, ярким и эгоистичным. Красавчик с факультета журналистики, элита местного разлива, гвоздь любого вчера и душа любой компании, любимец, как юных мальчиков, так и вполне себе зрелых мужиков, которые одинаково млели перед ним, готовые ползать у длинных ног за один поцелуй. Они с Сергеем то и дело сталкивались на вечеринках, проводя весь вечер в перепалках, за которыми, затаив дыхании, следили все остальные; а ночи – в чьей-нибудь кровати, занимаясь бешеным, одуряющим сексом, больше похожим на драку. Серого до зубовного скрежета раздражал самовлюблённый мажор, Женьку – наглый нищий медик, их стычки уже превращались в традицию; а сами парни - в эдаких заклятых друзей. Вместе тошно, порознь – скучно, перефразируя пословицу. И очередная их эпохальная встреча к несчастью, состоялась, когда на сходку темы пришёл Янка. По-настоящему, его, конечно же, звали Ян, он учился в том же институте, что и Сергей, только на втором курсе, и был до ужаса похож на маленькую печальную мышку. Патологически вежливый и ответственный, получивший за свой мягкий и покладистый характер кличку «Янка», он всё время стоял где-то в сторонке и в тени, уткнувшись то в книжку, то в тетрадку, и весь был какой-то блёклый, будто выцветший. Даже не из-за одежды, которая вечно висела мешком, несмотря на то, что была дорогой и подобранной со вкусом. А просто, сам по себе – из-за тонких светлых волос, стриженных настолько коротко, что сквозь них, казалось, просвечивал аккуратный череп; из-за бледной кожи с нездоровым землистым оттенком и коричневых синяков под глазами как у какого-нибудь туберкулёзника; из-за болезненной худобы и тихого голоса, который никогда не повышал. Каким ветром это чудо занесло на вечеринку темы – так и осталось загадкой. Печальней было то, что Сергей, увидев в толпе знакомое лицо, залитое застенчивым румянцем, решил совершить очередное добро дело и потащил Яна в их компанию. А дальше всё было предсказуемо почти до боли. Ян увидел Женьку – и безнадёжно влюбился. Конечно, безответно. Конечно, он никому ничего не говорил, но в этом и не было нужды. Любовь была написана на болезненном Янкином лице аршинными буквами, восторженная и слепая, как собачья преданность. Окружающие реагировали по-разному. Кто поумнее – заранее жалели бедного мальчишку, кто не отличался умом или тактом – с жадностью ждали развития событий, самые отчаянные – пытались открыть Яну глаза и тут же становились его врагами. Сергей ничего не замечал, да он особо и не старался присмотреться, если честно. Женька же воспринял обожание Яна на удивление благосклонно. Ещё бы. Он просто и неприкрыто игрался, то отпихивал парня от себя, вытирая ноги об его гордость, то снисходительно бросал доброе слово, ласковый взгляд – и наслаждался тем, как сразу начинал сиять влюбленный по уши пацаненок, мгновенно прощая все унижения. Янка, оказывается, очень хорошо рисовал, и вскоре студенческие художественные выставки стали украшать портреты Евгения – прекрасные, светлые и воздушные. Ян безо всяких оговорок боготворил человека, которого полюбил. Серый предпочитал не интересоваться тем, как далеко зашли отношения этих двоих. Зная Женьку как облупленного, он уже чувствовал вину за отданного на растерзание Янку, не могла эта история закончиться хорошо, дурное предчувствие крепло с каждым днём, с каждым взглядом на странную парочку. И не обмануло.
Женька наткнулся на него глубокой ночью, когда голова уже немного кружилась от выпитого, а внутри уже всё ныло от желания зажать кого-нибудь в углу и целовать до одури, а потом и …
«Тебя-то я и искал!» - жарко и сладко шептал Евгений, кусая губы Сергея – «Пошли скорей!»
Они ввалились в комнату Женьки уже раздетые наполовину, Серый жадно и бесстыдно целовал запрокинутое лицо, открытую шею, мял руками шикарную задницу. А потом увидел Янку.
Бедный пацан бог знает сколько просидел в темной комнате на кровати, дожидаясь своего кумира, и теперь смотрел на них больными глазами, перепуганными и неверящими. Сергей мгновенно протрезвел, ему было так стыдно, как не было в жизни, наверное, никогда, даже страшно стало, как будто он сделал что-то очень, очень плохое. А Женька сопротивлялся, продолжал обвивать руками его шею, продолжал липнуть и целовать, жарко шепча, что он давно хотел попробовать втроём, но никто не соглашался, а вот Янка будет не против, правда, малыш, ну рад и меня?.. Сергей заткнул парня, не успев дослушать, кулак словно сам выстрели л в смазливое лицо, которое в ту секунду показалось просто отвратительным. Евгений вскрикнул от боли и отшатнулся, от его ласки не осталось и следа, из прекрасного, чувственного рта понеслась такая ругань, что впору было затыкать уши. И про Сергея, и особенно зло, особенно мерзко почему-то про ни в чем неповинного Янку. Серый только покачал головой и потянул пацана прочь, а тот шёл как кукла, куда поведут. Смотрел перед собой широко распахнутыми глазами, не плакал, не дышал тяжело, просто смотрел и делал, что ему говорили. Как живой мертвец. Было жутко.
День за днём, а историю эту всё никак не удавалось выкинуть из головы. С Женей Сергей оборвал все контакты, а если встречал случайно в компании – тут же уходил с вечеринки. И не потому что был таким чистоплюем. Нет, не был. Но при виде этого «любимца» публики парень тут же вспоминал несчастное побелевшее Янкино лицо, и опять становилось так стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю и не появляться на свет больше никогда. Не придумав ничего лучше, Серый с головой зарылся в учёбу, он пытался найти в институте Яна, но тот куда-то запропал, говорили, что вроде как ушёл в академку * академический отпуск. Только каникулы и Валька с двойняшками заставили его отвлечься, и показалось, что всё непременно будет хорошо, что Янка их простит, и этот гадкий случай просто забудется. Но когда Сергей вернулся осенью в Питер, то понял, что забыть не получится. До конца своих дней. Янка умер.
Всё это время, оказывается, он был смертельно болен. Вечный его болезненный вид, его худоба и тихий голос – это вовсе не были «знаки отличия», которыми блистал каждый третий студент-медик. Это были симптомы рака. Вопиюще редкой опухоли с заумным названием, которая не поддавалась известному и доступному в России лечению, а на терапию заграницей родители Яна, как ни метались, денег собрать попросту не успели. Все студенты-медики ходили как оглушённые и только обсуждали шёпотом эту новость по закоулкам. Кто-то из самых близких одногруппников даже на похороны ходил. Сергей не пошёл. Он метался из угла в угол и никак не мог прекратить думать о том, что это они виноваты. Последним, что Янка помнил, когда ему стало хуже, когда он медленно умирал, была та мерзкая история с Женькой. И с ним, с Сергеем. Это он был виноват. Это он познакомил Яна с Евгением… Это он виноват… Серый медленно сходил с ума, одногруппники его не узнавали, совесть не давала покоя, он не спал, толком не ел, не мог сосредоточиться на учёбе. Даже хотел найти Женьку, и вот только тогда узнал, как обухом по голове получил – Женька повесился. Красавчик-журналист, богатенький мажор, не знавший ни в чем отказа, не ведавший угрызений совести, надел себе на шею петлю и повесился на оконном карнизе, пока родители были на курорте. Был ли Женька пьян или под наркотой – так никто и не узнал. Родители вернулись только через две недели, и то, что осталось от их сына пришлось хоронить в намертво заколоченном гробу. Зато записка осталась: «Я пойду просить прощения». Милиция и родственники путались в догадках, злые языки говорили, что Женьку спьяну повело на слезливые воспоминания, вот он и вздёрнулся. А маленькая компания «темных» ребят верила, что знала, из-за чего и к кому Евгений ушёл.
Когда Сергей узнал, то решил было, что совсем поедет с катушек и последует за Евгением. Но неожиданно вышло наоборот. Он поклялся себе, что ТАКОЙ урок будет единственным в его жизни. Что он никогда не будет играть с чужой любовью. Что он сделает что-нибудь, хоть что-нибудь, чтобы не прожигать свою жизнь зря. С тех пор Серый прекратил кружить головы молоденьким мальчишкам. Он стал как-то болезненно-трепетно относиться к влюблённым подросткам. Он спал со сверстниками и взрослыми мужчинами, с теми, кому тоже нужен был разовый перепих, просто удовольствие для тела, не затрагивающее душу. А после получения диплома и выпускного вечера, Сергей отправился в военкомат и записался служить по контракту на Кавказ. Он решил, что это будет достойный поступок.
КавказНе так уж и долго Сергей успел прослужить, кстати. Вернее, он и не служил толком. Врач всё-таки. Он не маршировал по плацу, не стоял на посту – приехал в часть и приступил непосредственно к своим врачебным обязанностям. А их навалилось много и сразу, своеобразный лазарет военных был чуть ли не единственным лечебным учреждением на несколько затерянных в горах аулов, и певать людям было, что у Серого в дипломе написано «хирург». Беременные, старики, дети – все шли. Не забываем и про солдат с офицерами само собой. Спасибо хоть, животных не тащили. И спасибо, что рядом оказался наставник – опытный офицер медицинской службы, врач с многолетним стажем и просто хороший мужик, который не напрягал «интерна» сверх меры, но и расслабляться слишком не давал. Сергей не успел опомниться, как прошёл год. Закончился контракт, он съездил домой, повидал отца с матерью, побесился с любимыми мелкими как в детстве. А потом вернулся на границу. Оказалось, он приноровился к тамошнему укладу, начал привыкать к жизни, которую они вели в своём крохотном военном мирке. Странной жизни, надо сказать. Вроде бы всё было потрясающе – солнце, горы, воздух – и напоенные этим солнцем фрукты, которые только что не валялись под ногами, просто райский уголок. Если не вспоминать, что под ними – пороховая бочка с тлеющим фитилём. Все, и солдаты, и деревенские жили ожиданием опасности. Ждали, что в любой момент что-то может произойти. Облава в горах, теракт на заставе, отряд боевиков где-нибудь в лесу… Это звенящее напряжение пропитывало воздух и медленно сводило с ума, как наркотик. Просыпаешься каждый день и думаешь «До завтра можно и не дожить.» - и моральные рамки начинают постепенно стираться. Что страшного в том, чтобы украсть арбуз с бахчи, если завтра этой бахчи может уже не остаться? Что страшного в том, чтобы гашиша у местных раздобыть, если завтра в лесу можно напороться на старую растяжку? Что плохого в том, чтобы потискать чью-нибудь черноглазую девчонку, если завтра можешь поймать снайперскую пулю промеж глаз? И Сергей жил среди этого пира во время чумы, жил и старался оставаться прежним собой, к счастью хватило ума не опуститься ни до наркоты, ни, тем более, до приставаний к «дочерям гор». Угораздило однажды даже отбить какую-то деваху у подвыпивших молодых офицериков. В итоге его чуть не женили на ней. До сих пор не отошедший от истории с Яном, Сергей долго пытался ласково и по-хорошему отвадить девчонку, которая превратилась в его тень. Не признаваться же было посреди Кавказа в собственной ориентации!.. Кое-как отбился, вытерпел и слёзы, и разговоры с роднёй, а после и с начальством. Зато потом, когда увидел ту самую девчонку, как ни в чем не бывало хохочущей среди стайки подружек, как будто отлегло от сердца. Не все отказы должны заканчиваться смертями. Не всегда и не у всех всё будет так грустно и страшно, как у Яна. Сергей повеселел, он стал почти таким как раньше, весёлым и бесшабашным, но именно почти. Про Янку с Женей он и не думал забывать. Подписался на очередной, третий год службы по контракту.
И в августе 2008 года оказался в мясорубке под названием Цхинвал. *
В августе 2008 года город стал местом военных действий между грузинской и южноосетинской сторонами, и был практически разрушен.
Их часть разметало в первые же часы, кого успели – эвакуировали в город, а уж там стало просто ни до чего. Врачу не надо лезть под пули и БТРы, врач вытаскивает из-под них других и по уши в грязи, матерясь и не слыша себя самого из-за грохота снарядов, пытается сделать так, чтобы вытащенный выжил. Сергей смутно помнил те страшные часы. Он не спал, он слушал дыхание и стоны своих раненых, и судорожно думал только об одном – где он может достать хотя бы воды, если о лекарствах не приходится даже мечтать?.. А потом всё как-то неожиданно кончилось. Стихли взрывы, пришло подкрепление, появились и лекарства, и перевязочный материал, и даже вертолеты, которые транспортировали раненых и беженцев туда, где спокойно, туда где их спасут… Серому всё казалось, что он сделал недостаточно, что это какая-то ненастоящая война, и что он мог бы сделать больше. Парень остался в Цхинвале с отрядами МЧС, разбирать завалы и отыскивать пропавших. И отыскивал… К сожалению, мертвых – намного чаще, чем живых. Наверное, это и было самым тяжёлым, самым страшным. Смотреть на развороченные улицы, по которым ещё вчера гуляли молодые парни и девушки. Смотреть, как женщина бегает по развалинам и воет, жутко, как животное воет, потому что где-то под этими камнями лежит её ребёнок с проломленной головой… А ещё – смотреть на молодых парней, здоровых и сильных, но превратившихся в обрубки людей, из-за травм, из-за оторванных рук и ног или просто оттого, что они не смогут больше никогда спокойно спать, оттого что не осталось семьи или любимого человека. Меньше чем за два месяца после Цхинвала пятеро таких покончили с собой. Пятеро пацанов, каждый из которых был младше Серого минимум года на три. Уже тогда парень решил, что не хочет и не будет на это смотреть. Уже тогда он решил, что вернётся и пойдёт учиться опять, на этот раз в психиатрию, чтобы вытягивать таких вот солдатиков, или простых гражданских людей, неважно кого, но он научится!.. И всё же, несмотря на решительный настрой, Сергей ещё нескоро вернулся бы домой, наверное, если бы ему не позвонил Николай и не сказал, что родители умерли.
Нет, не было никакой криминальной трагедии. Отец с матерью были уже пожилыми людьми, а тут ещё такие «новости». Отца разбил инсульт. Скорая привезла его в больницу, чтобы врачи только и успели, что констатировать смерть. А мать ушла на 9 дней, осела прямо за накрытым столом на руки соседок. И никого из сыновей не было рядом – мать никому не звонила, не хотела волновать. Вот и встретился Сергей с братом уже на родительской могиле. Он не мог не заметить этой горькой иронии. Строить грандиозные планы по спасению человечества – и не уберечь двух самых родных людей…
Николай переписал на брата родительский дом, они оба не собирались со скандалами делить наследство, как это бывает зачастую. Главное, чтобы осталось их «родовое гнездо», их тихий дом, где так любили отдыхать летом Крапивины. Он и остался. Правда, теперь – непривычно пустым.
Новая жизньОсенью Сергей, как и пообещал себе, уехал в Симферополь, проходить новую интернатуру – теперь уже по психиатрии. Он грыз учебники с фанатичным остервенением, врачи не могли нарадоваться на молодого специалиста, готового на работе дневать и ночевать, умевшего, к тому же и найти контакт с аутичным подростком, и помочь скрутить буйного шизофреника, про восторг молоденьких докториц и медсестричек даже упоминать не стоит. Молодой, красивый, фигуристый, да ещё из горячей точки!.. А то, что оставался он к женской красоте игриво-равнодушен, только распаляло девичье любопытство. Правда, Сергею в кои-то веки было не до личной жизни. Он начал работать, как только сдал экзамены и получил сертификат, сам от себя не ожидал, но наука его захватила, и, посмеиваясь в кулак, Серый даже засел за диссертацию на тему посттравматических расстройств. Вытянул его из пучин психиатрии лишь тот факт, что лето на носу, и было бы вообще-то хорошо принять своих любимых племянников в гости. Охнув и схватившись за голову, Сергей кинулся в деревню, приводить в порядок дом, простоявший без хозяев полгода. Встряхивая пыльные чехлы и прислушиваясь к поскрипыванию полов, он ходил по просторным комнатам, будто потускневшим за зиму, и с грустью вспоминал, какими солнечными и шумными они бывали летом…
А потом вдруг вспомнились слова отца. Он был веселым человеком, спокойным, невозмутимым и по-своему несгибаемым. И любил говорить, как у одного из древних племен было поверье – умершие по дороге в рай должны были нести ведра, наполненные слезами тех, кто по ним скорбит. И чтобы эти ведра не тянули вниз родных и близких, оставшиеся жить провожали своих родичей песнями и смехом * Поверье заимствовано из книг Марии Семёновой. Отцу бы точно не понравилось, что его сыновья мотают сопли на кулак. Жизнь продолжается. И родители должны видеть, что продолжается она у Сергея с Николаем более чем хорошо. Эти мысли как будто повернули в голове Серого какой-то выключатель, наружу хлынули идеи. Она авантюрнее и сумасброднее другой, как будто только и ждали удобного момента. Хитро улыбнувшись, молодой мужчина лишь потёр руки – его брата ждал большой сюрприз.
Николай с семьёй приехал – и не узнал дом. Сергей затеял ту ещё авантюру – он ремонтировал и достраивал родные стены, превращая их «гнездо» в уютный маленький пансионат, со всеми приятными современными излишествами типа телефонных линий и интернета. Правда, в принципе без телевидения, но это был уже личный маленький пунктик. Он не стал трогать сад, даже виноград умудрился аккуратно переплести на новую решётку. Теперь их двор превратился в подобие тенистой веранды, а сам дом выглядывало между невысоких персиковых и миндальных деревьев новенькими окнами и стенами из теплого солнечного песчаника. Соседи Крапивиных, почти все – пожилые люди старой закваски – только качали головами. Тарханкут * - не курортная зона, до моря – 2 километра, а тут ни хозяйства, ни огорода – деньги на ветер, да и только! И поначалу они были правы, к концу первого сезона пансионат себя даже не окупил, и зимой Серому пришлось как следует подтянуть пояс, чтобы и выплачивать кредит, и заканчивать ремонт в доме собственными силами. Но во время солнечных и теплых майских праздников Фортуна, видимо, решила повернуться к Серому лицом. То ли сарафанное радио сыграло роль, то ли приближающийся кризис обратил взоры населения из заграницы в родные края – но только к концу июня Сергей понял, что у него попросту не хватает ни комнат, ни сил. Пришлось в срочном порядке искать помощников и строить наполеоновские планы по расширению хозяйства на ближайшее будущее.
Но, что самое интересное, на пике лета у Сергея стихийно начался курортный роман с одним из постояльцев. Позже он со смехом вспоминал, как далеко не сразу сообразил, что с ним прозрачно заигрывают. Замотался с бытовыми хлопотами, отвык, да и не готов он был встретить «единомышленника» посреди крымской деревеньки. Но сюрприз был донельзя приятным, что и говорить. Тот студент-старшекурсник фактически переехал из номера к Серому, днём с азартом помогая по хозяйству, а ночью – превращая аккуратную скромную постель в гору сбитых, пропахших сексом простыней. Было даже немного жаль отпускать парня, когда его отпуск закончился, но печалиться недолго пришлось. И на этот раз уж точно сработала народная молва, без вариантов, потому что в конце августа к Сергею приехал приятель того самого студента, и очередная интрижка не заставила себя ждать. А потом ещё одна. А потом ещё, ещё и ещё… Сергею было бы смешно, если бы не было так приятно, за следующие пять лет у него было столько любовников, что он бы запутался в подсчетах, наверное, если бы взялся всех припоминать. Кого он только не встречал – и нахальных распутных мальчишек, едва доросших до 18 и готовых виснуть на шее день и ночь, причем с совершенно откровенными намерениями; и взрослых серьёзных мужчин, флирт с которыми балансировал на грани дружбы, невесомо плыл в воздухе и дразнил, как изысканный аромат. И наоборот, конечно, тоже бывало. Правда, Серый называл любовниками всех – и тех, кто приехал в поисках бурного постельного приключения, и тех, кого по вечерам водил на руины, рассказывая старинные легенды, и романтично целовал на морском берегу, не претендуя на большее. Единственное правило которому он не изменял – он старался расставаться на доброй ноте. Он не хотел никому зла и боли, ему вовсе не было сложно держаться на расстоянии от какого-нибудь мальчишки, если тот «грозил» влюбиться всерьёз. Хотя, иногда Сергей признавался самому себе, представить, что кто-то влюбится в тебя, трепетно и искренне, всем сердцем – это было приятно. Эта мысль стала чем-то вроде его мечты. Не сказать, чтобы он нетерпеливо и страстно этого хотел. Но иногда тянуло представить, как рядом с ним будет жить родной человек, жить и ни в чем не знать печали. Потому что Сергей уж точно не стал бы поступать с влюбленным сердцем так, как поступил когда-то Женька.
Впрочем, для таких серьёзных романтичных мыслей Сергей редко находил время. Летом почти все силы отнимал пансионат, осенью и зимой он отдыхал на работе, с восторгом понимая, что год от года растет количество пациентов, которым он смог помочь. В общем, жизнь удалась. Сергей встречал тридцатилетие, защитив диссертацию, блаженно жмурясь и уже мечтая, как встретит летом своих мелких и покажет им новый только-только отстроенный второй этаж и даже маленькую мансарду, о которой так мечтала Варвара. Что так теперь и будет протекать его жизнь.
Весьма опрометчиво мечтал, надо сказать.
Как снег на голову свалилась очередная новость - Николай ухитрился заболеть туберкулёзом в очередной своей долгосрочной командировке. Его отправляли лечиться куда-то на Юг, жена Маргарита, конечно, не собиралась его покидать, но загвоздка была в том, что их дети, Валька с двойняшками, оставались в Мурманске совсем одни на теперь уже неизвестный срок. Туберкуёз лечится не меньше года, и это ещё при хороших лекарствах и режиме… В ответ на такие известия «доктор Крапивин» лишь легко вздохнул и приказным тоном сказал старшему брату приезжать в Крым. Насовсем. Людям со слабыми легкими с непамятных времен рекомендовали морской воздух. Так что пусть Николай принимает на себя бразды управления пансионатом. А сам Сергей побросал в рюкзак документы, захватил куртку потеплей – и отправился в Мурманск.